Асо наполнил яблоками свой колпак и поднялся:
— Я пойду к больным.
— Приободри их, скажи, что мы начали работать, — отпустил его Ашот и вдруг спохватился: чего это они в самом деле сидят на месте? Не попытаться ли расчистить тропу хотя бы еще на несколько шагов?
Удивительно! Ведь было твердо решено: сначала запастись едой, а потом уже продолжать работы. Но вот стоило чуть-чуть унять голод, и они уже инстинктивно стремятся на тропу. Так темной ночью инстинкт влечет рыбу к свету факела, зажженного над рекой.
Положение было отчаянным, и ребята хорошо это понимали. Для них стало совершенно ясно, что, голодные и обессиленные, они сейчас не отроют дороги. Но что готовит им зима? Выдержат ли они? Вот что тревожило их, томило и толкало к непосильному труду.
— Пойдем, Гагик.
Ашот поднялся, пересек Заячью площадку и стал подниматься на Дьявольскую тропу. Он, кажется, окончательно понял, что медлить с этим нельзя, это было бы равносильно гибели. И, пока погода позволяла, решил действовать.
К тому же возможность выбраться «на белый свет» казалась довольной близкой — ведь половина тропы уже была расчищена. Если б ребятам удалось напрячь усилия, они управились бы, пожалуй, за три-четыре дня, и тогда — прощай, Барсово ущелье!
…Асо радостно прибежал в пещеру, угостил Шушик и Саркиса дикими яблоками и снова вышел.
— Шушик! — крикнул он с порога. — Ашот с Гагиком уже работают на тропке, а я побегу поохочусь. Останься у костра, останься, — обратился он к собаке.
Прежде Бойнах всегда был послушен, но на этот раз он грустно посмотрел на пастушка и заковылял за ним не сразу. Кто знает, может, пес уже чувствовал близость смерти и не хотел ни на минуту разлучаться со своим любимым хозяином? Впрочем, какой там «хозяин»!
Собака была другом детства Асо, вместе с ним выросла.
— Бойнах, ляг здесь, погрейся! — еще раз приказал Асо, когда они пришли в Дубняк.
Теперь больной пес послушался. Солнце ему нравилось, он охотно улегся на сухие теплые листья, положил голову на лапы, закрыл глаза.
Вооруженный рогаткой, Асо долго бродил по Дубняку, но не нашел ни одной птицы. Они стали осторожны и вблизи пещеры больше не появлялись.
Вернувшись к собаке, мальчик протянул ей на ладони несколько ягод рябины. Бойнах понюхал, посмотрел печально, но есть не стал.
— Ой, Бойнах-джан! И есть ты уже не хочешь? — с болью в сердце спросил пастушок.
Он почувствовал, что конец его верного друга совсем близок.
А собака опять закрыла глаза и уткнулась мордой в лапы. Полежав так несколько минут, она вдруг подняла одно ухо, вытянула шею и стала всматриваться в росший неподалеку куст шиповника. Затем, напрягая силы, встала и подошла, вернее, подползла к кусту, взглядом приглашая за собою Асо…
Пастушок подошел, но увидел лишь реденький куст да камни. Ничего, что было бы достойно внимания охотника! Асо повернулся было, чтобы уйти, но хриплый лай Бойнаха остановил его.
— Что там? Где, Бойнах-джан? Где?
Собака смотрела на лежавшие перед нею камни и удивлялась тому, что ее хозяин ничего не понимает.
Напряженно вглядываясь в камни, Асо заметил, что один из них странно окрашен. Словно какая-то невидимая рука покрыла его кругами, квадратиками.
— О, да это черепаха! — обрадовался мальчик и, подойдя к «камню», повернул его на спину, чтобы не убежал.
Черепаха была большая, с голову взрослого человека.
«Вот это хорошо вышло! Как сказал бы Гагик, и сегодня поживем», — размышлял Асо.
И, подняв черепаху, мальчик помчался к товарищам.
Ребята увидели его еще издали, с тропы. Он шел твердыми, уверенными шагами, и бронзовое лицо его сияло. Значит, не с пустыми руками идет. А раз так, то отчего бы не приналечь и не сбросить еще лопат двадцать?
Белыми струями стекает снег с тропы в пропасть, радуя сердце Асо: скоро-скоро наступит желанная свобода!
— Эй, парень, где ты нашел ее? — обрадовался Ашот, разглядев в руках пастушка черепаху. — О, да какая большая! Наземная… Они всегда больше речных. И еще не впала в спячку? Хотя, пожалуй, для нее рановато.
Глядя на Гагика, серьезно взвешивавшего на ладонях черепаху, Ашот на минуту задумался, а затем как бы самому себе сказал:
— Странно… У нас черепахи обыкновенно в садах живут. Что им тут, в Барсовом ущелье, делать?
— В садах? Почему только в садах? — удивился Гагик.
— Из-за винограда. Ведь они виноград любят. Значит, и здесь виноград есть? — сам не веря себе, вслух размышлял Ашот.
— Виноград?… Да тут и арбузы на деревьях растут, не видал? — насмешливо спросил Гагик.
Но Ашот не ответил. В голове его одна за другой возникали разные мысли, предположения. Если здесь так много воробьев, значит, безусловно тут жили или живут люди.
Воробьи всегда обитают по соседству с людьми. Если же здесь кто-то жил, то; возможно, был тут и сад, плодами которого кормились черепахи, ежи. Да, кстати о ежах! Ведь и они всегда живут к садам поближе.
Сопоставив все эти приметы, Ашот твердо решил, что где-то здесь должен быть сад. Ведь и ореховое дерево тоже не похоже на дикое. Его, вероятно, посадил человек.
Пока Ашот размышлял и разглагольствовал обо всем этом, Гагик явно нервничал. Какое дело ему было до «взаимосвязи явлений в природе», о которой к месту и не к месту любил поговорить Ашот. Попала в руки добыча — надо поскорее приготовить из нее обед.
— Ашот, нам нужно отнести черепаху домой, тут с нею нечего делать, — нетерпеливо сказал он.
— Хорошо, идите, а я еще немного поработаю.
И Ашот снова взял в руки лопату. Предвкушение обеда вызвало в нем прилив энергии, он был возбужден.
Асо тоже решил остаться с Ашотом, а Гагик ушел в пещеру.
— Отдыхаешь, Бойнах? — заметил он лежавшую на солнце собаку и, наклонившись, погладил ее. — Молодец! Мы и сегодня проживем твоими трудами. Пойдем со мной! Не хочешь? Ладно, отдыхай. Я принесу тебе твою долю.
Бойнах вяло лизнул мальчику руку и слабо пошевелил хвостом. Глаза у собаки были совсем мутные.
В пещере ярко горел костер, а возле него лежала Шушик.
Примерно после часа возни и стряпни Гагик закричал с порога пещеры:
— Ашот, Асо, идите, идите! Суп из барашка готов! Однако эта хитрость не удалась. Шушик проснулась и, узнав о черепахе, возмутилась:
— Варите всякую гадость и называете супом из барашка!
И как Гагик ни старался успокоить девочку, это ему не удавалось. Лишь когда подоспевший Ашот рассказал о замечательном супе из мяса черепахи, о том, что в Европе такой суп считается лакомством, девочка немного притихла. Гагик, правда, усомнился в истинности того, что рассказал Ашот, но тот сослался на отца. Ведь отец Ашота дошел с боями до самого Берлина, пробыл там целый год и своими глазами видел, как немцы и другие чужестранцы едят суп из черепахи.
Все это было правдой, но… велика сила привычки. И привычку эту могли сломить разве только суровые условия Барсова ущелья — голод да страх смерти. Вот почему все, кроме Шушик, быстро стали горячими сторонниками черепашьего мяса.
Впрочем, и Шушик в конце концов сдалась. Вкусный мясной суп говорил сам за себя, и, когда девочка попробовала его, она больше не сказала ни слова.
За обедом Гагик тоже начал размышлять о странной находке.
— Послушай, Ашот, как же это так? Снег выпал глубокий, а черепаха и еж не уснули. Почему?
— Снег, правда, выпал, но ведь животное чувствует, что все еще стоит осень. Должно быть, по погоде чувствует или по тому, как греет солнце. Отец говорит, что бывают зимы, когда до января не выпадает снег, а медведь все же укладывается спать. Значит, он узнает время не по снегу, а по каким-то другим признакам. Или инстинктивно чувствует, что зима пришла.
Ашот был снова в своей стихии. Он сыт, тема разговора излюбленная — не молчать же ему! И, разговорившись, поведал товарищам много интересных историй о поведении диких животных в разные времена года.